http://www.rabkor.ru/debate/10717.html В притязании, как выразился Бадью, «освободить нас от «фатальных абстракций», вдохновленных «идеологиями прошлого»», капиталистический реализм представляет себя как щит, защищающий нас от опасностей, порожденных самой верой. Позиция ироничной дистанции, присущая постмодернистскому капитализму, как предполагается, укрепляет наш иммунитет к соблазнам фанатизма. Понижение наших ожиданий, говорят нам, - небольшая цена, которую надо заплатить за то, чтобы быть защищенными от террора и тоталитаризма. «Мы живем в противоречии», замечает Бадью: «Жестокое, глубоко неравное положение дел, где все оценивается лишь с точки зрения денег, представляют нам как идеальное.
Чтобы оправдать свой консерватизм, сторонники существующего порядка не могут в действительности назвать такое положение идеальным или чудесным. Вместо этого они принялись утверждать, что все другие альтернативы являются ужасными. Конечно, говорят они, мы ведь не можем пребывать в состоянии совершенного Добра. Но мы счастливы, что не пребываем в состоянии Зла. Наша демократия несовершенна, но она лучше кровавых диктаторских режимов. Капитализм несправедлив, но он не настолько преступен, как сталинизм. Мы позволяем миллионам африканцев умирать от СПИДа, но не допускаем расистские и националистические заявления, как Милошевич. Мы убиваем иракцев с помощью самолетов, но ведь мы же не перерезаем им горло, как это делают в Руанде...» «Реализм» здесь походит на дефляционное восприятие депрессивного типа, который полагает, что любое положительное состояние, любая надежда является опасной иллюзией.
В своем анализе капитализма, без сомнения, самом впечатляющем со времен Маркса, Делез и Гваттари описывают капитализм как своего рода темную потенциальную возможность, которая преследовала все предыдущие общественные системы. Капитал, утверждают они, это «неназываемая Вещь», нечто ужасное, что первобытные и феодальные общества «отвергали заранее». Но когда он все-таки приходит, капитализм приносит с собой значительную десакрализацию культуры. Это система, которая больше не управляется каким-либо трансцендентным Законом. Напротив, она декодирует все подобные коды, только для того чтобы снова установить их на ситуативном основании. Пределы капитализма не устанавливаются в приказном порядке, но определяются (и пересматриваются) прагматично и носят импровизационный характер. Это делает капитализм очень похожим на Нечто из фильма Джона Карпентера с одноименным названием: чудовищное, бесконечно пластичное существо, способное к усваиванию и поглощению всего, с чем оно соприкасается. Капитал, говорят Делез и Гваттари, «пестрая картина из всего, что когда-либо было»; странный гибрид ультрасовременного и архаичного. В годы, когда Делез и Гваттари написали оба тома «Капитализма и Шизофрении», казалось, будто детерриториализирующие импульсы капитализма были ограниченны финансами, оставляя культуру под контроль сил ретерриториализации.
Чтобы оправдать свой консерватизм, сторонники существующего порядка не могут в действительности назвать такое положение идеальным или чудесным. Вместо этого они принялись утверждать, что все другие альтернативы являются ужасными. Конечно, говорят они, мы ведь не можем пребывать в состоянии совершенного Добра. Но мы счастливы, что не пребываем в состоянии Зла. Наша демократия несовершенна, но она лучше кровавых диктаторских режимов. Капитализм несправедлив, но он не настолько преступен, как сталинизм. Мы позволяем миллионам африканцев умирать от СПИДа, но не допускаем расистские и националистические заявления, как Милошевич. Мы убиваем иракцев с помощью самолетов, но ведь мы же не перерезаем им горло, как это делают в Руанде...» «Реализм» здесь походит на дефляционное восприятие депрессивного типа, который полагает, что любое положительное состояние, любая надежда является опасной иллюзией.
В своем анализе капитализма, без сомнения, самом впечатляющем со времен Маркса, Делез и Гваттари описывают капитализм как своего рода темную потенциальную возможность, которая преследовала все предыдущие общественные системы. Капитал, утверждают они, это «неназываемая Вещь», нечто ужасное, что первобытные и феодальные общества «отвергали заранее». Но когда он все-таки приходит, капитализм приносит с собой значительную десакрализацию культуры. Это система, которая больше не управляется каким-либо трансцендентным Законом. Напротив, она декодирует все подобные коды, только для того чтобы снова установить их на ситуативном основании. Пределы капитализма не устанавливаются в приказном порядке, но определяются (и пересматриваются) прагматично и носят импровизационный характер. Это делает капитализм очень похожим на Нечто из фильма Джона Карпентера с одноименным названием: чудовищное, бесконечно пластичное существо, способное к усваиванию и поглощению всего, с чем оно соприкасается. Капитал, говорят Делез и Гваттари, «пестрая картина из всего, что когда-либо было»; странный гибрид ультрасовременного и архаичного. В годы, когда Делез и Гваттари написали оба тома «Капитализма и Шизофрении», казалось, будто детерриториализирующие импульсы капитализма были ограниченны финансами, оставляя культуру под контроль сил ретерриториализации.
Комментариев нет:
Отправить комментарий